Правда, рация разбилась при падении, но ее удалось починить. Летчики добыли нужные запчасти, безжалостно выпотрошив ту, которую оставил им Тетли.

Когда связь была установлена, члены команды Тернера рассказали летчикам на леднике о плане спасательной операции с участием «Каталины», а через некоторое время сообщили, что их товарищи уже эвакуированы из «лагеря возле мотосаней».

Однако вскоре рация снова оказалась бесполезной. Поговорить было не с кем, разве что друг с другом. Большую часть февраля стояла ужасная погода. Казалось, что Гренландия пришла в ярость после дерзкой вылазки Бальхена и Данолпа. Бесконечные ураганные ветра и пурга не позволяли ни одному самолету взлететь.

Примус сломался, печки у летчиков не было: обогреться было нечем. Вскоре кончились также и свечи, и большую часть суток они проводили в кромешной тьме. Однако им так хотелось тепла и света, что они стали жечь топливо прямо в своем укрытии, хотя и понимали, что без нормальной вентиляции это опасно. Снежная пещера наполнилась токсичными газами, копоть покрыла толстым слоем лица и одежду людей. Разморозить продукты можно было, только часами согревая их теплом своего тела в спальном мешке. Подержишь банку или пакет часов восемь под мышкой – и ее содержимое можно хоть как-то прожевать. Некоторые консервные банки лопались от удара о землю и, размораживаясь, сок или жир вытекал из них прямо на спальные места. Жилище наполнили перемешавшиеся запахи протухшей еды, гари, немытых тел и продуктов человеческой жизнедеятельности.

Правая, сломанная рука Пола Спины по-прежнему болела, но к обмороженной левой отчасти вернулась чувствительность. Она сохранила подвижность, но все ногти выпали, а потому прикосновение к любому предмету подушечками пальцев причиняло страдания. У Монтеверде были обморожены ноги, однако, несмотря на боли, он продолжал ходить, насколько это было возможно. Бест из троих был наиболее физически крепок.

Летчики не мылись и не брились со дня крушения бомбардировщика. Тернер во время одного из своих рейдов сбросил им несколько комплектов чистой формы и белья, так что они взяли за правило менять одежду хотя бы раз в две недели. Оголяться на морозе очень не хотелось, но при этом им казалось, что чистое белье и носки хоть не намного, но все-таки лучше согревают их иззябшие тела.

Переодевшись, они тут же забирались в спальные мешки. Спина клал под голову двадцатилитровую банку с собачьим кормом (собачьи упряжки так и не добрались до них, поэтому сброшенный с самолета корм остался нетронутым). Монтеверде и Бест использовали в качестве подушек летные ботинки.

Чтобы убить время, они играли в слова: перебрали все страны, реки, города, острова и другие географические названия, какие только знали. Они рассказывали друг другу по многу раз истории из своей жизни, говорили обо всем на свете. Но потом темы для бесед кончились, и они стали проводить долгие часы в тишине.

Изоляция от внешнего мира, незатихающие ветра, движущийся ледник под их пещерой и постоянный холод вымотали людям нервы. Каждый из них по очереди пережил нервный срыв: в такие моменты отчаявшемуся, горько рыдающему человеку казалось, что надо любой ценой прекратить мучения. Двое других обычно его утешали. Потом то же самое повторялось еще с кем-то. Но и этот цикл исчерпал себя. В определенный момент всеми троими овладела смертельная тоска. Они стали придумывать способы самоубийства.

На леднике они провели более трех месяцев. Трое спасателей, отправившихся им на помощь, погибли, так же как и двое их товарищей. Спина говорил: «Зачем кому-то еще подвергать опасности свою шею, чтобы спасти нашу?»

Как-то они решили, что обвяжутся одной веревкой и прыгнут в расселину. Или, может, покинут свое иглу и пойдут куда глаза глядят, пока не упадут от усталости.

Потом возникла идея, что надо уйти из жизни тихо. Просто перестать бороться: лежать в своем ледяном шалаше, пока Гренландия не заморозит их и не погрузит в вечный сон. Сошлись на том, что в следующий раз, когда прилетит «Папа Тернер», они скажут ему, чтобы больше не доставлял им продукты, попросят отменить все спасательные операции, и, как выразился Пол Спина, вычеркнут их из списка живых.

Однако прежде, чем прилетел бомбардировщик с новыми припасами, прошло несколько дней. За это время настроение бедствующих летчиков изменилось. Они взяли себя в руки, пришли к выводу, что самоубийство – для трусов, и поклялись никогда не терять присутствия духа. Увы, им не под силу было сдержать эту клятву. Снова накатило ощущение безнадежности. То один, то другой, то третий срывался.

Во время очередного рейда Тернера все трое пребывали в глубокой депрессии. Они связались с «В-17» по рации и поблагодарили за все, что команда «Папы» сделала для них. А потом заявили, что физическая и моральная поддержка больше не требуется.

Тернер не поверил своим ушам. Обычно сдержанный капитан вышел из себя. Его экипаж из кожи вон лез, чтобы поддержать летчиков «PN9E», а те решили взять и умереть? «Я-то думал, что вы – мужественные, сильные ребята, настоящие солдаты, умеющие выстоять в любых испытаниях, – кричал он. – Но я ошибся!» Тернер все больше и больше распалялся и в порыве гнева назвал их даже «компанией слабаков».

Он был настолько возмущен, что подумывал даже принять выдвинутое предложение и позволить им замерзнуть или умереть от голода.

Впрочем, добавил чуть позже командир «В-17», этот вопрос не им решать, да и не ему, Тернеру, тоже. Ради Монтеверде, Беста и Спины предпринята самая дорогая спасательная операция в истории нынешней войны. Американское правительство вложило в этот проект много сил и средств, а люди пожертвовали ради него жизнью, так что троица под крылом самолета уже просто не имеет права взять и покончить с собой.

Потом Тернер немного успокоился и взял с летчиков обещание, что те будут продолжать бороться.

Возможно, «Папа» немного преувеличил, чтобы произвести на слушателей впечатление. Однако, так или иначе, на Арманда и Пола его пламенная речь произвела впечатление. Но не на Клинта Беста.

Через несколько дней после того, как Тернер выступил с гневной отповедью, Клинт сидел в ледяной пещере и разогревал С-рационы на самодельной плите, сделанной из пустой банки из-под консервов, заполненной этилированным бензином. Обычно он обращался с огнем очень осторожно, зная, что искра может поджечь канистры с горючим и даже крышу – крыло с остатками топлива внутри.

Но тут Монтеверде и Спина заметили, что поставленная на горелку еда начала подгорать, а Бест сидит и не шевелится. Его окликнули, но он не отреагировал. Вскоре перед ним уже полыхал костер, а он повернулся к своим товарищам с совершенно отсутствующим выражением лица. По коже Пола Спины пробежали мурашки. Взгляд товарища, по признанию Спины, был «по-настоящему ледяным, какого я никогда больше в жизни не видел». Монтеверде не стал больше пытался «достучаться» до Клинта и потушил пламя сам.

Беста затрясло. Его накрыли одеялами, но дрожь не прошла. Монтеверде подумал, что все это может быть не сразу проявившимся следствием травмы головы, полученной во время крушения самолета.